ВСЕВОЛОД САХАРОВ
ПЕРЕЧИТЫВАЯ «ЧТО ДЕЛАТЬ?» ЧЕРНЫШЕВСКОГО
Выдающийся литературный критик и общественный деятель Николай Гаврилович Чернышевский (1828-1889) написал одну из самых знаменитых книг русской литературы – роман «Что делать?» (опубликован в журнале «Современник» в 1863 году). Книге этой в истории нашей литературы не повезло с самого начала, ибо в романе Чернышевского при первом его появлении ни власти, ни читатели не могли и не хотели видеть то, ради чего этот человек свою главную книгу написал.
Сначала роман запретили, потому что он был написан политическим узником каземата Петропавловской крепости. Затем «Что делать?» превратили в библию многих поколений русских революционеров и прогрессивной интеллигенции, а священные книги у нас критиковать нельзя, их можно лишь с благоговением читать и жить согласно их заветам. В советское время революционный демократ Чернышевский был сделан, и с полным основанием, одним из отцов-основателей нового строя, его книга безоговорочно и уже безо всяких оснований признана гениальной, литературным шедевром, в этом качестве включена во все школьные и университетские программы и училась буквально наизусть, причем учащимся приходилось неискренно доказывать, что этот роман выше классических книг Тургенева, Гончарова и Толстого, авторы которых часто ошибались и допускали разные идеологические шатания, а Чернышевский не ошибался никогда. Между тем простое сопоставление этих очень разных по художественному уровню книг было явно не в пользу Чернышевского, чей роман таким образом превращали в казенную поклажу, официозную ценность, приучая учащихся к неискренности и навсегда отвращая их от интереснейшей книги, которую им и нам все же стоит внимательно прочесть и правильно понять. Ведь идеи этой утопии в 1917 году воплотились в российскую жизнь, и мы стали и по сей день являемся частью этой жизни.
После краха советского литературоведения произошел еще один крутой поворот с неизбежной «сменой вех», на этот раз от «плюса» к «минусу»: Чернышевский столь же безоговорочно признан плохим писателем и малосимпатичным человеком (здесь огромную роль сыграл роман талантливого насмешника В.В. Набокова «Дар» с особой главой-памфлетом о революционном демократе), а роман его – бездарной революционной «агиткой», читать и изучать которую вообще не стоит.
А ведь сам Чернышевский отнюдь не считал себя гениальным романистом, не ровнял себя и свою книгу с романами великих современников, знал подлинное место и назначение «Что делать?» в тогдашней общественной жизни и литературно-политической борьбе. Сказано же в его предисловии от автора: «У меня нет ни тени художественного таланта. Я даже и языком-то владею плохо. Но это все-таки ничего: читай, добрейшая публика! Прочтешь не без пользы». Надо знать его место в прошлом и настоящем, реальную правду о книге Чернышевского и нам сегодня. Но сначала надо выяснить, кто, когда и с какой целью этот уникальный роман написал.
Буревестник из духовной семинарии
Чернышевский никогда не стремился быть профессиональным писателем и, тем более, романистом, никогда не считал себя таковым, как, впрочем, и оригинальным мыслителем, так что бесчисленные книги и диссертации о его философских взглядах – плод чисто советского недоразумения. Его культурные и духовные корни, сам жизненный его путь, трагическая судьба и всероссийская слава говорили о другом – о желании активно действовать на общественном поприще, просвещать и воспитывать людей, и в том числе русских писателей, возглавить новое политическое движение «новых людей», которое освободит Россию от самодержавия и крепостного гнета. Ради этого убежденный борец Чернышевский вынес все гонения, арест, публичную гражданскую казнь на эшафоте, заключение в каземат и каторжную тюрьму, работу в сибирских рудниках, ссылку, болезнь и раннюю смерть.
Будущий вождь революционной демократии родился в семье саратовского священника, то есть принадлежал к духовному сословию, которое не было ни правящим, ни привилегированным, ни подлинно культурным. Передовые люди духовного звания, и особенно семинарская молодежь, всегда были недовольны своим подневольным положением, неизбежной борьбой за выгодные приходы и браки по расчету с поповскими дочерьми (будущий священник должен был жениться на поповне, чтобы получить церковный приход), унизительной ролью казенного церковного служащего при правительственных учреждениях и помещиках, цензора и надзирателя за общественной нравственностью. И хотя Чернышевский неизбежно пошел по пути отца и стал учиться в духовном училище и потом в семинарии (где зачем-то изучил девять древних и новых языков), по решению всей семьи он в 1846 году уволился из семинарии и уехал с матерью в Петербург, где сдал экзамены и был принят на словесное отделение философского факультета.
Это открыло юноше путь в кружки передовой молодежи, сблизило с петрашевцами, познакомило с идеями европейской революции 1848 года. Всех поражали его фантастическая трудоспособность, любовь к самообразованию, занятия переводами, прилежание к наукам, доходившее до вполне серьезных попыток создать вечный двигатель. Последнее занятие говорит о том, что студент из семинаристов был великим мечтателем, желавшим скорейшего воплощения своих утопических проектов в реальную русскую жизнь.
Он усвоил начала диалектики Гегеля и удобный антропологический материализм (точнее, весьма плоский позитивизм) другого немецкого философа – Л. Фейербаха. Ему были знакомы и близки идеи теоретиков французского утопического социализма. У английского буржуазного философа И. Бентама позаимствована теория разумного эгоизма, которой руководствуются персонажи романа «Что делать?». Чернышевский, как позднее В.И. Ленин, был гением популяризации. Из этих пестрых источников им и была составлена впоследствии революционно-демократическая идеология, которая стала не оригинальной философией, а понятным и эффективным руководством к действию для сотен, а затем и тысяч русских людей.
В 1850 году Чернышевский окончил Петербургский университет со степенью кандидата словесности, преподавал в кадетском корпусе, а в следующем году вернулся в родной Саратов и стал преподавать литературу в местной гимназии. Он, наконец, попал на свою дорогу – стал Учителем. К этому времени относится его знакомство с малороссийским историком Н.И. Костомаровым, сосланным в Саратов за оппозиционную деятельность. В 1853 году молодой учитель женился на смуглой и бойкой дочери местного врача Ольге Сократовне Васильевой (ее схожий портрет вы найдете в Вере Павловне Лопуховой-Кирсановой, героине романа «Что делать?») и вернулся в Петербург, где его особенные дарования, передовые идеи и врожденная страсть к просвещению и руководству получили, наконец, общественное признание и достойное применение.
Чернышевский снова устроился преподавателем в кадетский корпус (что говорит о полном развале в военном ведомстве), начал сотрудничать в либеральном журнале «Отечественные записки», познакомился с Н.А. Некрасовым и перешел в его журнал «Современник», унаследовав место и дело Белинского. Его любовь к наукам выразилась в самостоятельной подготовке к экзаменам и публичной университетской защите в 1855 году магистерской диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности», знаменитого манифеста реалистической эстетики, сделавшего молодого ученого достойным наследником и продолжателем Белинского. В «Современнике» начал печататься цикл статей Чернышевского «Очерки гоголевского периода русской литературы», выдвинувший их автора в первый ряд критиков и публицистов. Произошло знаменательное знакомство Чернышевского с даровитым и столь же трудоспособным студентом из семинаристов Н.А. Добролюбовым, его будущим ближайшим соратником и единомышленником.
Под их руководством журнал «Современник», опасное редакторство которого дальновидный и лукавый Некрасов на время своего продуманного отъезда передал Чернышевскому, фактически превращается в рупор революционных идей, воздействуя на объединения и подпольные кружки передовой молодежи. Главным делом просветителя Чернышевского становится публицистика, эти идеи пропагандировавшая под видом научно-популярных статей и книг, причем и литературную критику он писал как публицистику, то есть вослед своему учителю Белинскому откровенно подчинял свои суждения о художественных произведениях и их авторах партийно-кружковым интересам и сиюминутным политическим целям. Так что все писания о литературоведческих воззрениях Чернышевского – также плод советского недоразумения, ибо литературоведение – это в идеале наука, объективная, точная, академическая дисциплина. А таковая неуправляемая наука вождю и публицисту не нужна. Он использовал в этих целях и свое редакторство в «Военном сборнике», тоже ставшем центром антиправительственной оппозиции. Чернышевский идейно и организационно оформил революционно-демократическое движение, делившееся на легальную «общественность» и подпольные организации, а впоследствии создавшее и революционную эмиграцию, печатавшую и доставлявшую в Россию сочинения своего вождя и иную революционную литературу, а потом и оружие и взрывчатку для террористических актов. Чистейшей воды публицистикой стал и роман «Что делать?».
Разумеется, вся эта активная и целеустремленная деятельность Чернышевского была видна и понятна многим, и потому из «Современника» ушли все крупные русские писатели, произошел и неизбежный разрыв революционных демократов с любящим красное словцо, но честным и высокообразованным дворянином Герценом и его культурной лондонской газетой «Колокол». От политических и экономических статей в «Современнике» Чернышевский перешел к составлению адресованных крестьянам воззваний и листовок и проведению своих идей через тайные революционные организации «Земля и Воля» и др.
Крестьянская реформа вызывает решительное неприятие Чернышевского и его многочисленных единомышленников из разночинной среды, с целью ее сорвать или хотя бы затормозить они поспешно и неловко организуют студенческие волнения (после непродуманной реформы высшего образования студентов только в северной столице стало несколько тысяч человек, в основном это были разночинцы, усердные читатели «Современника», обладавшие своим общественными организациями, кассами взаимопомощи, библиотеками), а позднее и знаменитые пожары в Петербурге, ведут пропаганду среди офицеров и в казармах воинских частей, используют в своих целях очередные кровавые осложнения в польских делах и неизбежные крестьянские бунты. Крестьяне, простой городской люд и солдаты эти действия не поддержали и, более того, активно участвовали в арестах пропагандистов, поджигателей и разгоне студенческих демонстраций.
Хотя вяловатые и запоздалые ответные действия состоявшего из расслабленных пенсионеров, неярких чиновников и туповатых жандармов правительства были крайне недальновидными, нерешительными и неумными, все же за Чернышевским и его единомышленниками была организована полицейская слежка, 7 июля 1862 года он был арестован и заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Между допросами и голодовками революционный демократ начал писать свою главную книгу – политико-утопический роман «Что делать?». В марте-мае 1863 года идеологический роман политического преступника был напечатан в руководимом им из камеры журнале «Современник». Такова была «мрачная реакция», о которой так много кричало советское литературоведение.
18 мая 1864 года состоялась знаменитая публичная «гражданская казнь»: Чернышевскому на эшафоте объявили приговор – семь лет каторжных работ и вечное поселение в Сибири, он был прикован к позорному столбу, палач сломал над его головой шпагу. Эта нелепая (Чернышевский не был дворянином, и театральное ломание шпаги было неуместно, как и непродуманное публичное объявление приговора) процедура показала всю слабость и нерешительность власти и превратила вождя революционной демократии в мученика и героя для нескольких поколений «левой» интеллигенции. Далее последовала отправка осужденного в Сибирь на каторгу в рудники.
Там Чернышевский много переводил, читал, писал различные произведения, в их числе роман «Пролог». Единомышленники дважды пытались устроить его побег. В Женеве вышли пять томов сочинений Чернышевского. В 1883 году он был отправлен в Астрахань под надзор полиции. В 1889 году Чернышевский получил позволение переехать в родной Саратов, где и скончался. Похороны его превратились во внушительную демонстрацию растущей силы и влияния созданной революционером-демократом «левой» оппозиционной интеллигенции, чьей настольной книгой стал роман Чернышевского «Что делать?».
Руководство к действию
Роман Чернышевского «Что делать?» написан в 1862-1863 годах и имеет характерный подзаголовок – «Из рассказов о новых людях». Причем книга демонстративно начинается с точной даты – 11 июля 1856 года. Существовали ли тогда «новые люди», о которых можно написать целых несколько рассказов, – Лопухов, Кирсанов, Рахметов, Вера Павловна, их многочисленное прогрессивно настроенное окружение из студентов, офицеров, культурных швей и т.п.? Роман Тургенева «Накануне» (1859) свидетельствовал о другом – их еще не было в российской реальности, что признал с явным неудовольствием («Таких русских не бывает») и друг Чернышевского Добролюбов в статье «Когда же придет настоящий день?».
Откуда взяться вдруг многочисленным «новым людям» с готовым мировоззрением в крепостнической военно-феодальной России, если их будущие вожди и идеологи Чернышевский и Добролюбов в 1856 году только встретились и познакомились? Да, весьма быстро формировалась разночинная интеллигенция, были прогрессивные и даже революционные настроения, тайные общества типа кружка Петрашевского, но ни «новых людей» Чернышевского с их «новой» моралью, ни новой единой революционно-демократической идеологии еще не существовало. Их предстояло организовать, создать, воспитать. С этой целью и написан этим замечательным публицистом чисто идеологический, социально-утопический роман «Что делать?».
Нам часто говорили, что утопией у Чернышевского является только знаменитая вставная глава о четвертом сне Веры Павловны. Но если в реалистическом по форме романе действуют не существовавшие в тогдашней реальности персонажи, высказываются возникшие много позже политические, экономические и философские идеи, описываются небывалые явления вроде высокодоходных (!?) коллективных швейных мастерских с фурьеристскими общежитиями-фаланстерами – то вся эта книга по жанру и назначению своему является утопией, научной (ибо все эти псевдонаучные идеи почерпнуты из научных трудов различных зарубежных философов – теоретиков утопического социализма) фантастикой, предваряющей в нашей литературе знаменитый роман Е.И. Замятина «Мы».
Роман политического мечтателя Чернышевского обращен в будущее, и будущее это видится сидящему в тюремной камере автору светлым и счастливым. Недаром демократический разночинец Кирсанов в самой обычной беседе говорит другу и единомышленнику Лопухову: «Золотой век – он будет… это мы знаем, но он еще впереди. Железный проходит, почти прошел, но золотой еще не настал». Они вместе с Верой Павловной, Рахметовым и другими передовыми интеллигентами трудятся, чтобы приблизить приход на Землю Золотого века.
Здесь очень четко сформулирован социальный идеал автора, дана его последовательная критика реальной России с ее общественным строем и вековыми этическими принципами, показано идеальное общество будущего и его умные просвещенные хозяева, точнее, правители – «новые люди». В начале романа Вера Павловна поет французскую революционную песню, куда автором вписаны вещие слова: «Будет рай на земле». В ее знаменитом сне этот рай подробно описан. Он царит на всей планете Земля.
Новый прекрасный мир Чернышевского разбит на правильные квадраты, и на этой шахматной доске нет места для «старых людей». Потом другой наш истовый «левый» утопист Андрей Платонов рассказал в своем «Котловане», куда этих ненужных людей денут. Сон Веры Павловны, как и аналогичная глава «Хотилов» в родственном по жанру и идеям «Путешествии из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева (кстати, именно здесь задолго до англичанина Бентама высказана столь полюбившаяся Чернышевскому удобная теория разумного эгоизма), лишь венчает это здание, обобщая в своих фантастических образах главную идею романа-утопии. Ведь роман, написанный в крепости и напечатанный в 1863 году, действие свое завершает в 1865 (!!!) году, в финале его появляются не только дама в черном – жена писателя Ольга Сократовна Чернышевская, но и тихий мужчина лет тридцати – сам автор «Что делать?», освобожденный из тюрьмы революцией! Это ли не политическая утопия, это ли не самая смелая научная фантастика? Мечта Чернышевского будет посмелее идеи вечного двигателя.
Современники Чернышевского все это отлично видели и правильно понимали. Либеральный профессор К. Кавелин писал об авторе романа «Что делать?» и его фанатичных последователях: «Они убеждены, что действительность должна подчиняться идеалу. Они формулируют его во всех подробностях, заранее решая, в каком виде он должен перейти в жизнь. Во имя идеала они готовы насиловать действительность, перекраивая ее по заданному заранее шаблону». К чему привела идея насилия во имя идеала над природой, обществом и людьми, пусть вам расскажут историки и экологи. Идея эстетического насилия была распространена и на художественную литературу.
Чернышевский – выдающийся теоретик реалистической эстетики, популяризатор знаменитой идеи «Бытие определяет сознание». Почему же он постоянно нарушает основные законы реалистического повествования в своем главном романе, а читающая публика и критика этого даже не замечают, хотя они же не прощали автору «Войны и мира» малейшего анахронизма, то есть нарушения правды исторических деталей и хода событий? Все дело в том, что писатель делает это сознательно, а читатели и критика с самого начала это видели и понимали, но молчали, ибо сказать прямо о цели автора значило донести властям на знаменитого политического узника и мученика революционной идеи.
Чего хочет автор романа «Что делать?»? Это видит и понимает любой внимательный читатель: автор жаждет скорейшего появления в стремительно меняющейся России таких идейных борцов, как Лопухов, Кирсанов, Вера Павловна, Рахметов, их прогрессивные друзья. И потому великий просветитель Чернышевский пишет для нарождающейся «левой» разночинческой интеллигенции подробный учебник жизни на все времена, практическое руководство к действию, к житейскому поведению в самых разных ситуациях, энциклопедию новой морали, сознательно и демонстративно отвергающей и разрушающей мораль «старую», христианскую.
Можно было все это изложить в нелегальных брошюрах и прокламациях, напечатать их в Женеве и разбрасывать в России. Чернышевский этот путь, как мы знаем, не отвергает, хотя втайне не очень верит, что неграмотный русский крестьянин под влиянием эмигрантской листовки возьмется за топор. Но он делает и другое: окруженный ореолом мученичества, пишет в Петропавловской крепости роман, который волей-неволей прочла и вынуждена была обсуждать вся грамотная Россия. Надо учитывать и огромный авторитет Чернышевского в демократической среде, безоговорочно поклонявшейся своему вождю и учителю. Да и сам писатель под влиянием этого поклонения и ряда лет духовной власти над умами сильно изменился: «Непогрешимый оракул, которого можно только почтительно слушать» (С.М. Соловьев).
Никакие брошюры и прокламации не могли нанести столь продуманный и мощный удар всем общепринятым институтам (царская власть, сословное государство, собственность, семья и т.п.), моральным ценностям и принципам, какой содержался в неуклюжей, в чем-то смешной, плохо написанной и, по сути, скандальной (ее сразу приравняли чуть ли не к порнографии) книге Чернышевского. Наконец появилась библия революционной демократии, о которой слагались песни. Сила ее в том, что автор сказал своим последователям волшебные слова: во имя великой цели все дозволено. Это и есть новая мораль, лежащая в основе революционно-демократического движения, неизбежно породившая «левый» террор, экспроприации и «идейное» преступление Раскольникова. В романе даны подробные описания дозволенных действий и способы их немедленного воплощения в жизнь.
В отличие от тургеневского Базарова Чернышевский не только призывал ломать и отрицать, он дал полуобразованным разночинцам понятную положительную программу, указал им, что делать. В отличие от «Обломова» книга переполнена жизненной активностью, зовет к действию, учит жить, воспевает деятельный, освобождающий человека труд. Герои Чернышевского все время совершают такие деяния, что перед ними меркнут детективы и приключенческие романы. Но они не просто деятельны, это идеологи общего дела, с утра до вечера обсуждающие пути и методы будущих свершений. Старое общество умело, по частям разрушается, взламывается изнутри. Здесь нарушаются законы Российской империи, врачебная этика, церковные каноны и нормы, сам нравственный закон общества, и все это открыто одобряется автором. Таковы уроки «новой» морали.
Роман создал, то есть идейно воспитал и организационно сплотил разночинческую интеллигенцию, стал учебником жизни для многих поколений русских людей, указал им дорогу в общественную борьбу, революционную деятельность, способствовал медленному ослаблению, распаду и последующей кровавой трагической гибели той империи, которая послала автора «Что делать?» на каторгу. Идеи Чернышевского-романиста стали материальной силой, овладевшей «мыслящим пролетариатом» и приведшей в действие «левую» журналистику и литературу, революционное подполье, бунты и демонстрации, пистолеты, кинжалы и бомбы народовольцев, печатные станки. Эту великую цель писатель перед собой поставил, и ее он в своем социально-утопическом романе достиг. И судить роман «Что делать?» надо согласно целям и правилам, которые обозначил для себя автор.
Идейный мир романа
У социально-утопического романа своя драматургия. Роман Чернышевского построен на развитии и взаимодействии трех характеров – Веры Павловны Розальской и ее мужей Дмитрия Сергеевича Лопухова и Александра Матвеевича Кирсанова. Есть здесь и вставной, для романа совершенно ненужный (он появляется, чтобы довольно неуклюже и занудливо прочитать Верочке «новую» мораль, поучить ее жить – и только), но важный и необходимый автору для полного высказывания его идей тип нового могучего и волевого революционера – Рахметов. Эти «новые люди» собирают вокруг себя из молодежи революционно-демократическую среду, где между «общим делом», «идейными» романами и шутками и высказываются основные идеи Чернышевского 1860-х годов. Но идеи эти преподносятся как распространенная, влиятельная идеология этой еще не существующей в реальности 1856 года среды.
Сразу определены те ценности, которые мешают «общему делу». Уже в начале романа Карамзин насмешливо назван татарским историком, а о Пушкине снисходительно сказано, что «его стихи были хороши для своего времени, но теперь потеряли большую часть своей цены». Причем автор заставляет говорить это офицеров русской гвардии, дворян высшего общества, воспитанных на Карамзине и Пушкине. Он знает, что такие высказывания разночинцев вызвали бы всеобщее возмущение. Потому это мнение Белинского и автора «Что делать?» развивал в критических статьях молодой дворянин с университетским образованием и из хорошей семьи Д.И. Писарев, а не сам Чернышевский. Не только в пушкинских стихотворениях дело, но и в ясно выраженной и глубоко верной мысли великого поэта: «Ныне же политическая свобода наша неразлучна с освобождением крестьян». Пушкин одним своим существованием в литературе мешал революционной демократии, и она много сил и полемического таланта потратила на борьбу с пушкинской культурой. И становится ясно, что разночинцы ненавидят всю дворянскую культуру и ее творцов, стремятся ее высмеять и разрушить и взамен создать свою.
То же можно сказать об общепринятой этике, морали, построенной на принципах христианства и русских национальных традициях. Именно с нею продуманно борется всеми своими идеями и образами роман Чернышевского. Лопухов вынужден инсценировать свое самоубийство именно потому, что общественное мнение, государство и церковь осудили бы и незаконное сожительство Веры Павловны с Кирсановым с молчаливого согласия передового мужа, и предлагаемый им и Рахметовым прогрессивный «брак втроем». Все они оказались бы отверженными, мужчины потеряли бы хорошо оплачиваемую работу в университете и медицинской академии и врачебную практику, а Веру Павловну не приняли бы ни в одном порядочном доме и не дали бы ни одного заказа ее швейным мастерским.
Тем не менее, Чернышевский считает своих передовых героев образцами и учителями новой морали, просветителями отсталого русского общества. Надо обратить внимание на удивительные по своему простодушию и гордыне слова автора во второй главе: «Прежде… порядочных людей было слишком мало… Теперь… порядочные люди стали встречаться между собою. Со временем… все люди будут порядочные люди». Не в том дело, что Чернышевский себя и своих последователей называет порядочными людьми и других призывает к ним присоединяться, а важно то, что по логике революционных разночинцев до них порядочных людей в России не было. Ведь мораль их – «новая» и единственно правильная.
Чернышевский так и пишет в романе: «Я хотел изобразить обыкновенных порядочных людей нового поколения, людей, которых я встречал целые сотни… Эти люди… все-таки еще составляют меньшинство публики. Большинство ее еще слишком ниже этого типа». То есть Тютчев, Лев Толстой, Тургенев, Достоевский, Гончаров, Фет, Островский принадлежат к «отсталому» большинству и много ниже «передовых» Веры Павловны, Лопухова и Кирсанова, не говоря уже о революционном аскетичном титане Рахметове: «Не они стоят слишком высоко, а вы стоите слишком низко… Поднимайтесь из вашей трущобы, друзья мои». Каково бы было это услышать тургеневским героям Лаврецкому и Лизе Калитиной?
Искания «новой женщины»
Так уж получилось у Чернышевского, что характер Веры Павловны в его романе стал самым разработанным и постепенно превратился в композиционный центр книги. Уже говорилось, что многое в этом интереснейшем портрете списано с живой натуры, и поэтому добросовестное описание, как фотография, невольно открывает многое в столь важном для автора и его романа образе, тем более, женском.
Начнем с начала – с песенки, которую Вера Павловна поет по-французски. Откуда она так хорошо знает этот язык высшего сословия и к тому же дает его уроки? Ведь она выросла в малообразованной и глубоко безнравственной семье: отец – вор и взяточник, мать – грубая хитрая пьяница без совести и каких-либо следов знания языков. Несколько лет не очень прилежного хождения Верочки в плохонький пансион знания иностранного языка не дают, нужны гувернантка-француженка дома и учительница-француженка в институте благородных девиц, чтение книг и журналов, на этом языке должны говорить родители и их гости, как оно положено в свете. Ничего этого в жизни девушки не было.
Уже из этой характерной для автора мелочи видно, что Чернышевский нарушает собственный теоретический принцип «Бытие определяет сознание», ибо героиня его вопреки своей малограмотной семье, бездуховной среде, четырем годам пансиона и низкому происхождению высокообразованная и высоконравственная особа с очень передовыми взглядами на жизнь и хорошо подвешенным языком, подкованная политэкономически и юридически, способная организовать и снабдить постоянными заказами швейную мастерскую и веселое девичье общежитие при ней. Откуда это все вдруг взялось – непонятно.
В романе Тургенева или Гончарова это было бы всем очевидной, непростительной ошибкой против законов реалистической художественности, а у Чернышевского этих несообразностей на фоне полной общей фантастичности его главной книги никто и не заметил. Все видели идеи, а не малохудожественные способы их высказывания. Автор сознательно допускает такие грубоватые смещения в своем весьма гибком, услужливом реализме (потом его правильно назвали социалистическим), чтобы показать угнетенную женщину, вырывающуюся ради просвещения и передовых идей из дурной среды и смело борющуюся за свои права, за свою свободу. Ведь иначе невозможно было правильно поставить и далее развить в романе идею знаменитого «женского вопроса», то есть проблемы равных прав женщины и мужчины в русском обществе. Этот «вопрос» и есть главное содержание мыслей, поступков, снов и мечтаний Веры Павловны.
«Женский вопрос» – один из главных в революционно-демократической идеологии и пропаганде. Ибо разночинцы хотели привлечь на свою сторону женщин, обещая им успешную борьбу за их права, высокие общественные идеалы, новую роль в обществе, юридическое и экономическое равенство, высшее и среднее образование (ведь женщин не принимали в университеты, а гимназий и училищ для них не существовало), равенство в браке и любви, воспитании детей. Опять раскол проходит через главное в русском обществе и бытии – через семью. В полувосточной полукультурной стране (друг Чернышевского Добролюбов называл ее «темным царством»), где девушки и замужние еще не так давно сидели взаперти в теремах, такие идеи неизбежно увлекали передовых, жаждущих общественной деятельности женщин и становились большой силой. Они пошли в общественность, а потом и в революцию (об этом написаны Тургеневым роман «Новь» и стихотворение в прозе «Порог»).
Верочка сразу начинает бороться со своей низкой средой и говорит своей наставнице в этических вопросах, прогрессивно мыслящей француженке Жюли: «Я хочу быть независима и жить по-своему; что нужно мне самой, на то я готова; чего мне не нужно, того не хочу и не хочу. Я знаю только то, что не хочу никому поддаваться, хочу быть свободна, не хочу никому быть обязана ничем». То очевидное обстоятельство, что честнейшая Жюли – женщина легкого поведения, Верочку и автора романа мало волнует. Далее Чернышевский указывает пути, как такой передовой девушке устроить свою жизнь хорошо, стать лучом света в темном царстве.
Ей надо вырваться из подвала, как Верочка именует свое «гадкое семейство», жизнь с матерью и отцом, найти новых смелых людей с прогрессивными взглядами, которые ей помогут, просветят, найдут и укажут ей выход. Верочка обратила взгляды на симпатичного учителя своего брата, студента военно-медицинской академии Дмитрия Лопухова. Он говорит с ней о новых идеалах, борьбе за счастье всех людей, дает читать Фейербаха и другие умные книги «добрых людей», рассказывает о какой-то новой, полной взаимного уважения любви, построенной на теории разумного эгоизма, то есть естественного и законного стремления каждого человека к своей пользе: «Ваша личность в данной обстановке – факт; ваши поступки – необходимые выводы из этого факта, делаемые природою вещей. Вы за них не отвечаете, а порицать их – глупо». А это и есть знаменитая теория «Все дозволено». Следуя ей, можно прыгнуть в коляску любовника, а можно и «идейно» взяться за топор.
Далее студент-просветитель уже предпринимает практические действия ради спасения страдающей в своей грубой семье Верочки, но выход он видит и предлагает ей один: бегство девушки из семьи и фиктивный брак без согласия родителей. Передовая девушка сразу соглашается и говорит студенту: «Мы будем друзьями». Но затем подробно описывает устройство их будущей семейной жизни, основанное на полной экономической независимости друг от друга (тут Верочка с ее четырьмя годами пансиона надеется на уроки, которые она будет давать) и уединенном проживании в разных комнатах. Так что одной дружбы бойкой девушке мало. Венчает их добрый демократический священник, начитавшийся того же Фейербаха и потому спокойно преступающий церковные правила и светские законы. Вот и основы новой семьи. Для многих они оказались удобны и привлекательны.
Итак, с помощью Верочки читатели узнали новую мораль, новые взгляды на любовь и женские права, способы спасения с помощью тайного брака (часто фиктивного), новый порядок семейной жизни. Женщина – не вещь, ею никто не может обладать, она не должна зависеть от мужчины материально, брак свободен, любовь свободна, она не несет никакой ответственности за свои поступки, совершенные для своего блага по методе разумного эгоизма, может полюбить, а может и разлюбить и оставить прежнего мужа и детей ради более смелого и достойного борца за счастье всех людей. Государство, церковь и общество, включая сурового автора «Анны Карениной», твердили нарушившей законы нравственности и общежития женщине, что она грешна, виновна, и по грехам наказывали ее. Лопухов утверждает другое: «Вы не виноваты». Так что под паровоз бросаться не надо… Вот и начала складываться энциклопедия новой морали, по которой потом жили и действовали тысячи и тысячи русских передовых интеллигентов. У Веры Павловны нашлось множество благодарных последовательниц.
Далее Вера Павловна четко указывает и обосновывает практические пути экономического раскрепощения русской женщины. Это общее, то есть всем полезное и прогрессивное дело. Вера Павловна организует на неизвестно откуда взявшиеся деньги свою знаменитую швейную мастерскую, где по новому порядку усердно работают и честно делят поровну заработанные деньги неизвестно откуда взявшиеся очень хорошие образованные девушки. Они живут в большой общей квартире, имеют общий стол и вместе делают покупки одежды, обуви и т.п. Откуда они берут на это деньги, если месячный заработок швеи несколько рублей, а только за квартиру в год надо платить около двух тысяч – это автора не интересует и остается без объяснений. Конечно, пошло коллективное чтение «умных книг» вслух как в лицее, целенаправленное самообразование, групповые походы в театр и за город с диспутами на политические темы. За всем этим стоит откровенная пропаганда революционно-демократических идей Чернышевского.
Словом, сбылась научно-фантастическая мечта французского утопического социалиста Шарля Фурье, и в центре Петербурга благополучно образовались фаланга – ячейка нового справедливого общества и фаланстер – социалистическое общежитие. Выясняется, что такие мастерские очень выгодны и прогрессивны (хотя простой расклад на конторских счетах показывает обратное: низкая стоимость ручного труда русских швей не соответствует высокой цене на привозные ткани, приклад, американские швейные машины, плате за аренду и налогам, не говоря уже о неизбежных взятках и воровстве и немалых расходах на фаланстер-общежитие), и Вера Павловна и ее подруги открывают новые их филиалы и модный магазин на Невском проспекте. Этот обозначенный в романе Чернышевского путь освобожденного женского труда сразу стал популярен, и таких мастерских и общежитий-коммун в реальной России возникло множество, ибо все женщины хотели освободиться, хорошо зарабатывать, попасть в новую культурную среду, встретить там «новых» мужчин и таким путем решить, наконец, пресловутый «женский вопрос». Главной книгой, которая там передавалась и читалась вслух, был изданный за границей или переписанный от руки роман «Что делать?».
Разумеется, новый брак и швейные мастерские – это лишь частные формы общей демократической идеологии. А идеология, по мысли автора романа, должна реализовываться в «общем деле». И здесь Вера Павловна намекает, что для могучего и убежденного борца Рахметова «общее дело» – это всецело его занимающая революция, ее упорная планомерная подготовка. Она же думает, что ее швейных мастерских и женского просвещения недостаточно, хочет посильного и общеполезного личного дела на общее благо.
Муж ее – медик (точнее, оба они медики), и Вера Павловна начинает заниматься медициною под руководством опытного врача Кирсанова, что еще больше укрепляет их новую семью и «новую» любовь. Тогда женщинам запрещалось быть врачами, возникло целое движение за их право лечить, получать высшее медицинское образование, причем сначала они учились заграницей. Кирсанов и Верочка сообща указывают русским женщинам путь и средства для этой важной борьбы, являющейся частью «общего дела«. Автор пишет, что они живут »ладно и счастливо«. А врач Кирсанов очень интересно их правильную и здоровую любовь характеризует: »Это постоянное, сильное, здоровое возбуждение нерв, оно необходимо, развивает нервную систему«. Попробуйте прочитать эту милую сентенцию как рецензию на стихотворение Тютчева «Я встретил вас…»…
Четвертый сон Веры Павловны
И, наконец, героине не случайно поручено высказывание главной идеи Чернышевского, общественно-политического идеала революционной демократии. Это знаменитая глава романа – «Четвертый сон Веры Павловны». Эта «вставная» утопия на самом деле, как мы уже говорили, таковой не является, не выделяется из общего повествования и, более, того становится его вершиной, ибо после нее действие романа завершается, возвращается из Америки Лопухов под видом американского инженера и фабриканта Бьюмонта и в утопическом финале возникает фигура освобожденного из тюрьмы автора книги. Ибо в сне Веры Павловны Чернышевский показывает, ради чего ведется вся эта разнообразная, трудная и опасная борьба, ради чего он собирал вокруг себя демократические силы, издавал журнал и писал прокламации, звал народ к топору и революции, попал в каземат Петропавловской крепости, где книга написана.
В этом сне завершается история «новой женщины», представительницей которой является Вера Павловна. В полном соответствии с жанром утопии великий демократ-утопист Чернышевский создает картину демократического рая, Золотого века, который возникнет на Земле, когда победит революция, которую он готовит и пропаганде которой посвящен роман «Что делать?». Он показывает этот рай через историю освобождения женщины и любви, которое неизбежно приводит к освобождению всего человечества. Ведь это сон женский, эротический. Рай этот начинается с чтения стихов Шиллера и Гете и выступления поэта во дворце освободившихся людей. Он поет о знаменитых женщинах древности, античности, средних веков, их красоте и уме, но говорит, что у них не было главного – свободы. Будущее Чернышевский видит как царство равноправной, свободной любви мужчины и женщины.
Этот Золотой век, о котором в романе теоретически беседуют Лопухов и Кирсанов, воплощен в гигантском хрустальном дворце-саде, стоящем среди богатых тучных нив и садов, царства вечной весны, лета и радости. Такими громадными домами в шахматном порядке покрыта вся преображенная освобожденным трудом Земля – планета «новых людей». Здесь живут все вместе счастливые люди идеального будущего. Они вместе работают с песнями, вместе обедают, веселятся. И Чернышевский говорит устами богини свободной любви о светлом будущем, открывая его Вере Павловне и заодно всем своим бесчисленным читателям: «Оно светло, оно прекрасно. Говори же всем: вот что в будущем, будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести».
Эти слова повторены дважды, как молитва. Вот к чему стремится Вера Павловна, заводя швейные мастерские, просвещая девушек и изучая медицину. Служению освобожденной любви посвящена и ее семейная жизнь, ее равноправные отношения с Лопуховым и Кирсановым. В конце романа показаны их новые семьи и сказано, что это «счастливые браки», где уже воплотились обозначенные в четвертом сне Веры Павловны утопические идеалы новой любви и семьи.
«Новые люди» в романе
Проследив жизненный путь Веры Павловны и ознакомившись с ее четвертым сном, мы лучше понимаем место и назначение Лопухова и Кирсанова в романе. Это обычные люди, не герои, а способные и честные разночинцы базаровского типа, которые стали студентами-медиками, тоже резали лягушек, терпели всяческие лишения ради серьезной науки. Они благородны и помогают ближним, бесплатно лечат бедняков, выручили Веру Павловну из дурной семьи и дали ей возможность развиваться, трудиться, создать швейную мастерскую, указали путь к общему делу Кате Полозовой. Чернышевский прямо говорит, что они похожи друг на друга даже внешне (что делает не совсем понятными трагические метания между ними Верочки) и что он хотел дать в них единый тип «нового человека».
Словом, это деятельные интеллигенты практического склада, но помимо деятельного общеполезного труда у них есть скрытая цель, тайная вера – общее дело, и о нем Лопухов в самом начале их знакомства говорит Верочке: «Раньше или позже мы сумеем же устроить жизнь так, что не будет бедных». Мы и сегодня ждем выполнения этого утопического обещания… То есть «новые люди» хотят изменить жизнь общества путем социальной борьбы. Это делает их идейными союзниками профессиональных революционеров Рахметова и Чернышевского. Ибо вождям и идеологам нужны послушные исполнители, нужна среда, пресловутая масса.
В научно-фантастическом сне Веры Павловны мы видим в подробностях это идеальное общественное устройство и новых счастливых людей, упоминаемый разночинцами Золотой век. Лопухов, Кирсанов, Вера Павловна и Катя Полозова будут трудиться, просвещать, развивать, бороться за общее благо, идти к Золотому веку. Теория разумного эгоизма помогает им не распылять свои силы, понимать и уважать независимость и желания друг друга. Не случайно сам автор романа в конце своей книги появляется именно в их идейном демократическом кружке, где правильно поняты и приняты к практическому воплощению все его просветительские и революционно-освободительные идеи. Это организованная и направляемая идеологами среда, собрание единомышленников, готовых бороться за свои идеи и принципы любыми средствами, такая среда была создана Чернышевским и его товарищами по борьбе с помощью журнала «Современник» и других средств пропаганды и безоговорочно поддерживала их общественную и революционную борьбу, активно участвовала в ней.
Но у любой борьбы, тем более, у революции есть не только среда, массы, рядовые исполнители, но и свои герои и идейные вожди. В книге Чернышевского их двое: сам автор, все эти идеи высказавший и объяснивший (эти авторские обстоятельные отступления для писателя-пропагандиста характерны) в романе, и Рахметов, очень способный и понятливый ученик Кирсанова, далеко опередивший в развитии и деяниях своего учителя. Это бывший дворянин и богатый помещик, порвавший со своим классом и воспитавший из себя нового человека огромной идейной убежденности, физической силы и железной воли (характерно его испытание себя многочасовым лежанием на гвоздях). Он с семнадцати лет начал готовиться к борьбе за справедливую жизнь и счастье всех людей, с этой целью учился на нескольких факультетах и развивал себя самообразованием, пошел в народ с целью его изучить и был даже бурлаком, предельно ограничил круг своих потребностей, помогал людям делом и деньгами.
Автор романа говорит, что таких богатырей и могучих убежденных борцов мало, но они изменят жизнь. «Рахметовы – это другая порода; они сливаются с общим делом так, что оно для них необходимость, наполняющая их жизнь; для них оно даже заменяет личную жизнь», – подтверждает Вера Павловна. Общее дело требует всего человека, и потому в России со временем появились профессиональные революционеры, подпольщики и эмигранты. «Особенный человек» Чернышевского – их прообраз, предшественник.
Путь Рахметова – революционная борьба и самопожертвование, и именно поэтому этот герой романа, кажущийся лишним и ненужным, Чернышевскому необходим, показал всем, что борьба с самодержавием неизбежна и что к ней надо готовиться. Автор прямо намекает, что его путешествующий по миру герой вернется в Россию скоро, «года через три-четыре», когда придет время революции. В реальность Рахметова и серьезность его намерений, близость революционного освобождения передовая интеллигенция поверила, ему стали подражать.
Надо понимать, в какой невероятной спешке (за пять месяцев!) и духовном напряжении узник Петропавловской крепости писал урывками свой роман, ежедневно ожидая суда и отправки в каторжные работы. Отсюда многочисленные промахи, ошибки в языке, в логике характеров, фразы не очень высокого вкуса, невероятные и раздражающие подробности. Видно, что автор – не профессиональный романист, не владеет техникой повествования и построения характера, его язык неправилен, иногда похож на неуклюжий перевод с иностранного. Он часто сам рассказывает о своих героях, а не показывает их.
Эту уязвимую, местами очень слабую в своей публицистической художественности книгу очень легко критиковать как беллетристику невысокого уровня: чего стоят один спокойный приезд фиктивного «самоубийцы» (а ведь это уголовно наказуемое деяние и для него, и для его жены, и для венчавшего ее при живом первом муже священника) Лопухова в Петербург, где его, врача и профессора, знают сотни студентов, больных и знакомых, под видом американца Чарльза Бьюмонта и открытая жизнь там, завершающаяся разумной женитьбой на удачно подобранной ему супругами Кирсановыми прогрессивно мыслящей молодой невесте. Да, это не «Война и мир» и не «Дворянское гнездо». Перед нами совсем другая литература, не только художественность, но и цели ее иные.
Потом Достоевский дал в «Дневнике писателя» за 1876 год обобщенный портрет демократического литератора «из новых людей» школы Чернышевского: «Он вступает на литературное поприще и знать не хочет ничего предыдущего; он от себя и сам по себе. Он проповедует новое, он прямо ставит идеал нового слова и нового человека. Он не знает ни европейской литературы, ни своей; он ничего не читал, да и не станет читать. Он не только не читал Пушкина и Тургенева, но, право, вряд ли читал и своих, т.е. Белинского и Добролюбова. Он выводит новых героев и новых женщин…» Это, конечно, публицистический памфлет и сатира, но демократическая литература со времен Белинского так и создавалась: полуобразованными фанатичными идеологами, с какой-то классовой ненавистью к подлинной культуре и художественности, в полном разрыве с классической традицией и нравственными исканиями русских писателей подлинного реализма.
Но всем читателям и критикам «Что делать?» надо помнить, что Чернышевский спешил дать нарождавшейся революционно-демократической интеллигенции понятный и эффективный учебник «общего дела», оказавший огромное влияние на общественное сознание и изменивший мысли и жизнь многих поколений русских людей. Этот идеологический, социально-утопический роман великого мечтателя остается главным документом, по которому мы можем сегодня судить о революционно-демократической интеллигенции, ее быте, облике, характере и идеалах. На книгу Чернышевского так или иначе откликнулись многие русские писатели, причем они отвечали ее автору не публицистическими статьями, но также романами (см. «Преступление и наказание» Достоевского). И не забудем, что это единственная русская утопия, воплотившаяся в жизнь. Пока все наши судорожные, неизбежно кровавые попытки вырваться из страшного «четвертого сна» были безуспешными. У людей с «новой» нравственностью (а точнее, с полным отсутствием таковой) оказалась железная хватка.
Перечитывая сегодня роман «Что делать?», мы понимаем, пусть не все и не сразу, что проблемы, столь четко обозначенные революционным мечтателем Чернышевским и отраженные многими русскими прозаиками, отнюдь не стали историей, нашим прошлым. И чтобы увидеть всю их своевременность и острую современность, надо знать судьбу идей писателя в их исторической динамике, в мировоззрении поколений, в самодвижении русской художественной прозы, ее истории и поэтики. Тогда странная, уязвимая книга Чернышевского о «новых» людях перестанет, наконец, восприниматься как скучное обязательное чтение суконного идеологического документа для школьников и студентов и будет, наконец, читаться как роман, станет понятной и поучительной для всех нас, запутавшихся в той же паутине «роковых» вопросов.