ВСЕВОЛОД САХАРОВ

ЧЕХОВ: ГРУСТНАЯ ОПТИМИСТИЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ

Имя русского драматурга Антона Чехова – одно из самых известных в истории мирового театра, оно присвоено Международному театральному фестивалю. Чеховские пьесы ставят и играют на его родине и во всем мире, без них актеры не могут изучать знаменитую систему режиссера К.С. Станиславского. Автор «Чайки» своими пьесами, поставленными Московским Художественным театром Станиславского, поднял русское театральное искусство на небывалую высоту, с тех пор оно получило мировое значение. Драматург встал рядом с великим Островским. Театр Чехова живет, продолжает оставаться главным ориентиром, недосягаемым образцом драмы как искусства слова.

Однако при его первом появлении театр Чехова не был понят и принят ни тогдашним театром, ни русской культурной публикой. Провал «Чайки» в Александринском театре был лишь наиболее известным эпизодом этого непонимания и неприятия. Привыкли к пышным официозным постановкам императорских театров, к остросюжетной французской драматургии, изящным комедиям, водевилям и опереттам. Внимание театров и зрителя привлекали умело закрученный сюжет, любовные истории, удачно и оригинально выраженная авторская идея, остроумные реплики и монологи, обращенные в зал.

Ничего этого в чеховских пьесах нет. Точнее, все эти драматургические приемы и элементы там приняли совсем другой вид и стали играть иную роль. Этот скромный писатель стал в русской драме главным новатором. Но открытия Чехова предвосхищены и предсказаны Островским, уже написавшим свою трагическую и вместе с тем лирическую «Чайку» - «Бесприданницу»: «Многие условные правила исчезли, исчезнут и еще некоторые. Теперь драматическое произведение есть не что иное, как драматизированная жизнь». Таковой и стали новаторские пьесы Чехова. В них нет внешних эффектов, подчеркнутой театральности, острой интриги, усложненных ходов действия.

Сам драматург говорил: «Никаких сюжетов не нужно. В жизни нет сюжетов, в ней все перемешано – глубокое с мелким, великое с ничтожным, трагическое с смешным». Этот принцип построения чеховской прозы применен и к его пьесам, их сюжетам и персонажам. «Чайка» (1896), «Дядя Ваня» (1896), «Три сестры» (1900) и «Вишневый сад» (1903) составили основу театра Чехова и навсегда вошли в мировой репертуар. Они требовали и требуют понимания и уважения авторского замысла.

И потому для их полного сценического воплощения пришлось создать особое учреждение с сильной культурной режиссурой, строгой дисциплиной и высокой актерской культурой – Московский Художественный театр (МХТ). Ныне такого театра у нас нет. Но само присутствие Чехова в мировой культуре требует от режиссеров, актеров и драматургов профессионализма, ответственности и чувства меры. С этим драматургом нельзя валять гришковца.

У истоков лирической драмы

Новаторство Чехова-драматурга оказалось неожиданно, непривычно и поначалу недоступно для русского театра его времени. Даже новый, передовой Художественный театр не сразу понял и принял его пьесы, лишенные привычных, четко обрисованных характеров и ясно выраженных конфликтов, развитого сюжета. После первого авторского чтения труппе театра пьесы «Три сестры» в 1900 году актеры были в недоумении, говорили, что здесь нечего играть, есть только сюжетная схема, наброски действия, намеки на характеры. И лишь потом, в ходе совместной работы поняли, что подлинное действие чеховской лирической драмы развивается в глубине, в сердцах и душах людей: «Весь смысл и вся драма человека внутри, а не во внешних проявлениях». В этих чеховских словах высказана суть его понимания драмы как искусства слова: автор должен показать на сцене не внешний сюжет, а саму драматизированную жизнь, которая изжита, завершается, исчерпала себя, потеряла силу и смысл. Чехов как бы подводит в своей пьесе «Три сестры» предварительные итоги этой «недолжной» жизни.

Его три сестры Прозоровы, интеллигентные москвички и дочери генерала, живут в провинциальном городе и рвутся обратно в Москву, ибо в их замедлившейся, теряющей цель и смысл жизни нет движения, подлинного богатства чувств и поступков, нет любви, семьи и реального жизненного дела, а есть одни маленькие, никому не видные повседневные трагедии, обиды, разочарования, крушение всех молодых иллюзий. Монолог их несчастного безвольного брата Андрея в четвертом действии убедительно и красноречиво говорит о скучной серой жизни их города и его жалких, измельчавших обитателей. «Русскому человеку в высшей степени свойственен возвышенный образ мыслей, но скажите, почему в жизни он хватает так невысоко?» - спрашивает Машу влюбленный в нее полковник Вершинин, тоже человек семейный и несчастный.

Быт у Чехова медленно перемалывает людей и в то же время сам теряет смысл, становится невыносим, нелеп и смешон в своих мелких досадных неприятностях. Пошлость, воплотившаяся в хитрой и деспотичной мещанке Наташе, теснит сестер в их собственном доме, наступает, выявляет их жизненную беззащитность. Время идет, Ольга, Маша и Ирина все плачут, стареют, блекнут, устают от монотонной повседневности. Мечта их все более отдаляется и тоже блекнет. Мелкие, раздражающие их городские и семейные события не составляют подлинного действия, не являются живой полнокровной жизнью. «Точно спят все», - сетует Вершинин, сам неспособный дать счастье Маше. Медленно уходят жизнь, мечта и любовь.

Все любовные истории в пьесе неудачны, браки неудачны. Даже уставшая и отчаявшаяся Ирина не смогла выйти за некрасивого, несчастного и нелюбимого барона Тузенбаха и вырваться из этой житейской тины. Маша, вышедшая замуж за самодовольного ограниченного учителя Кулыгина, в конце пьесы говорит, что жизнь вообще неудачна и что сестры не знают, зачем живут. Она великолепно играет на рояле, ее сестра Ирина знает итальянский язык, но это в городе никому не нужно и обывателям просто непонятно, считается чем-то лишним и странным. «У нас, трех сестер, жизнь не была еще прекрасной, она заглушала нас, как сорная трава», - отвечает Ирина влюбленному в нее безвольному и прекраснодушному мечтателю Тузенбаху. Несчастен и старый одинокий доктор Чебутыкин, приютившийся на краю неблагополучного семейного гнезда сестер Прозоровых. «Счастья у нас нет и не бывает, мы только желаем его», - подводит итог Вершинин.

Персонажи «Трех сестер» все время говорят о будущем, о том, как все волшебно изменится в жизни и людях к лучшему через триста лет. И зрители понимают, как они теперь несчастливы и как глубоко не верят в возможность изменения своего скучного и нелепого бытия в обозримом будущем.

Все мысли и мечты сестер связаны с родной Москвой, со светом, радостью, образами матери и отца, весной их счастливой некогда жизни. Их постоянные речи о том, что надо работать, говорят о неверии в это счастье. Труд, по словам Ирины, оказывается лишенным поэзии и мысли. Персонажам Чехова уже не о чем говорить друг с другом. Их общие семейные разговоры распадаются, становятся беседами глухих. Диалоги превращаются в монологи о будущей жизни. Каждый говорит свое. Жизнь их медленно летит в какую-то неведомую пропасть. «Все делается не по-нашему», - жалуется Ольга. Отсюда истерика отчаявшейся Ирины: «Выбросьте меня, выбросьте, я больше не могу!..»

Эти потеря цели жизни и безволие приводят к тому, что сестры не хотят и не могут сопротивляться агрессивному и пошлому деспотизму Наташи, постепенно захватывающей их дом и на глазах всего города делающей несчастным и смешным их брата Андрея. Они презирают ее, но все время уступают и отступают. Жизнь проиграна, вытекает сквозь пальцы.

Все смешалось в доме сестер Прозоровых. Сам дом перестал быть их собственностью, дворянским гнездом, нет уже прежней дружной и веселой молодой семьи. Убит мстительным неудачником Соленым безвольный мечтатель Тузенбах, покорно ушел со своей батареей и нелепой семьей несчастный философ Вершинин, но жизнь продолжается. «Надо жить», - выговаривает сквозь слезы оставленная Маша.

Ясно, что жизнь такая невыносима, изжита и скоро кончится. Но об этом Чехов сказал в последней своей лирической драме – печальной комедии «Вишневый сад», подводящей итоги долгого, неяркого, безрадостного бытия чеховской России.

Дворянское гнездо на краю обрыва

«Вишневый сад» - не только итог и вершина чеховской драматургии. В этой «комедии» автор обобщает все свои достижения и жизненные наблюдения. Здесь ощутимо воздействие его «малой» прозы, характерное чеховское соединение лирики, грустного и смешного, комедии, сатиры и трагедии. В пьесе Чехов прощается со всей уходящей, старой Россией, понимая всю невозможность и исчерпанность ее дальнейшего существования. Он знает и любит эту Россию и русских людей, посвятил их изображению все свое творчество и свою жизнь, но предчувствует и предсказывает в «Вишневом саде» их уход, близкую гибель.

Вся Россия – наш вишневый сад, это красиво сказано в пьесе ее восторженными молодыми героями, но стук беспощадного топора по корням и стволам цветущих вишен превращается в удары судьбы. Свою пророческую комедию Чехов посвящает грядущей русской трагедии и потому пишет свою пьесу «вопреки всем правилам драматического искусства».

Чехов говорил, что в его пьесах мало действия. Да, но смотря какого действия. Сам автор говорил о двух действиях: «Пусть на сцене все будет так же сложно и так же вместе с тем просто, как в жизни. Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни».

В «Вишневом саде» есть внешнее действие, вращающееся вокруг внешнего сюжета – продажи неоднократно заложенного имения доброй, но безалаберной и расточительной помещицы Раневской за долги. И это действие очень бедно драматургически, в нем нет никаких неожиданных поворотов и трагических проблем. С самого начала всем ясно, что десятилетиями копившиеся долги обаятельная и неглупая эгоистка Раневская заплатить не может и что вишневый сад будет продан. Так оно и случилось. Ясно, что это действие сознательно замедлено автором, чтобы показать общий разброд, безволие, неспособность и даже нежелание персонажей решить свои жизненные проблемы, спасти их последнее общее достояние – вишневый сад.

Но наряду с этим существует внутреннее действие, проявляется в чеховской пьесе общая драма тогдашней русской жизни, породившая очень многие индивидуальные драмы и тяжелые переживания. Она развивается стремительно, неожиданно и неотвратимо, и общее ощущение надвигающейся катастрофы составляет внутренний, психологический смысл действия чеховской пьесы. Такая драма ощутима внутри, в душе каждого персонажа «Вишневого сада», она есть и у молодого богача и счастливца Лопахина, купившего наконец поэтичное дворянское гнездо, мечту всей его жизни. Как и в прежних чеховских драмах, здесь есть любовные истории, но все они тоже неудачны. Не удалась любовь, не удалась вся жизнь. Ко всем ним можно отнести слова Шарлотты: «Разве вы можете любить?»

И когда эти люди встречаются, когда их разные личные драмы сталкиваются и проявляются в самых неожиданных формах вокруг гибели вишневого сада, рождается богатое чувствами, тончайшей лирикой переживаний внутреннее действие чеховской пьесы, выражающееся и в музыке и странных звуках, предвещающих беду. Оно растет из второго слоя «Вишневого сада», из знаменитого чеховского подтекста, из волн и переливов чувств. На контрасте между этими двумя действиями и построен сложный психологический рисунок драмы, которую сам автор именовал веселой комедией и даже фарсом. Театр Чехова – лирический, что вовсе не исключает творческого открытия им реальной правды характеров и подлинного трагизма бытия. Авторские тонкие ремарки тактично помогают это сделать.

Ремарка – часть текста пьесы, пояснение, которое дает автор пьесы режиссеру, исполнителям ролей и читателям к образам и характерам героев, их внешности, поведению, ходу действия, выражая свое мнение и волю.

Мастерство драматурга в том, что он сумел соединить, свести в художественном пространстве своей пьесы всех этих очень разных людей из разных культурных и социальных миров и даже исторических эпох, от верного крепостного раба Фирса до «нового русского» капиталиста Лопахина и передового студента Пети Трофимова. Их личные драмы между собой связаны. И композиционный центр пьесы, всех их объединяющий, - оскудевшее дворянское гнездо, вишневый сад.

Продадут имение, и прежняя жизнь кончится, былое единство людей распадется. Поэтому смысл, главная тональность «Вишневого сада» - общее тревожное ожидание, поэтому здесь мало событий, внешнего действия. Зато в пьесе много лиризма, скрытой поэзии, музыки тонких чувств, не высказываемых прямо, но постоянно ощущающихся на сцене и превращающих «Вишневый сад» в поэтическую драму с глубоким подтекстом.

У имения с вишневым садом есть хозяева – помещица Любовь Андреевна Раневская и ее брат Леонид Гаев. Это дворяне, правящий, богатейший класс императорской России, их богатая ярославская тетушка - графиня. Но от былого имперского величия в пьесе не сохранилось и следа (здесь есть образ Парижа, но нет обеих столиц – Москвы и Петербурга), да и дворянского в хозяевах остались лишь обломовская лень и полная житейская беспомощность Гаева и безоглядная расточительность его сестры, окончательно разорившие их родное гнездо.

При всех их очевидных недостатках и смешных чертах, склонности к прекраснодушной риторике это добрые неглупые люди, за ними стоят высокая культура и огромный жизненный опыт поколений, их суждения порой точны и проницательны. Ведь фразер Гаев тонко чувствует поэзию вишневого сада, точно характеризует сестру и произносит одну из центральных фраз пьесы, верный свой и других персонажей диагноз: «Если против какой-нибудь болезни предлагается очень много средств, то это значит, что болезнь неизлечима». А Раневская резонно упрекает вечного студента и прекраснодушного фразера Петю Трофимова в хроническом безделье, незнании и непонимании любви и так же метко замечает в разговоре с Лопахиным: «Вам не пьесы смотреть, а смотреть бы почаще на самих себя. Как вы все серо живете, как много говорите ненужного».

Но суть этих характеров – в полной их внутренней изжитости, прекраснодушии, безволии. Это уже не волевые хозяева и тем более не сильные правители, они не могут и не хотят бороться за свое дворянство, интересы, культуру, положение в обществе, за свою усадьбу, за заложенный и перезаложенный вишневый сад, который состарился, как Фирс, и уже никому не нужен, ибо вишня родится раз в два года, да и ту никто не покупает. Раневская и Гаев в глубине души сомневаются в самой необходимости такой борьбы, у них уже нет дворянских, помещичьих интересов, просто гордости, сословных претензий на власть и собственность. Добрая, мягкая и обходительная эгоистка Раневская не смогла уберечь своего маленького сына, в сущности, равнодушна к судьбе восторженной и неопытной дочери Ани, забыла в пустом доме больного старика Фирса, живет только своими страстями, и Чехов писал исполнявшей эту роль О.Л. Книппер: «Угомонить такую женщину может только одна смерть».

В пьесе Чехова нет привычного драматического конфликта, нет борьбы, потому что у хозяев вишневого сада нет непримиримого социального, классового врага, главные их враги - они сами. Образованный молодой купец Ермолай Лопахин – сын их крепостного. Он любит своих прежних хозяев и искренне хочет им помочь, уговаривает, предлагает построить на месте поэтичного, но бесполезного вишневого сада доходные дачи, обещает дать на это немалые деньги в долг. Какой же это враг? Он неожиданно для себя покупает на торгах чужое родовое имение себе в убыток, только для удовлетворения своего социального самолюбия, как знак своей победы и деловой удачи. Но очень много значат его со слезами сказанные Раневской слова: «О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь».

И на внешне благополучную судьбу богача эта жизнь бросает тень общей неудачи. Это не речь победителя, Лопахин не чувствует себя хозяином жизни, даже неожиданно для себя купив желанное дворянское имение. Да и сам проект купца не так уж практичен: сегодня богатые дачники есть, а завтра их вообще может не быть. Вся его русская «коммерция» шатка и сомнительна, и натерпевшийся от своих «товарищей» по торговым делам, служащих и рабочих Лопахин признается Пете Трофимову: «Надо только начать делать что-нибудь, чтобы понять, как мало честных, порядочных людей».

В своей очевидной образованности (явно учился в Англии или Германии) и интеллигентности новый русский богач Лопахин очень далеко ушел не только от темного буяна Дикого, но и от вполне благообразных купцов Кнурова и Вожеватова из «Бесприданницы» Островского. От «темного царства» с его кабацким буйством и тяжелым деспотизмом у Лопахина осталась лишь витиеватая купеческая фраза: «Всякому безобразию есть свое приличие!» Работа и наживание денег для него – скорее способ забыться, занять себя, уйти от тревожащей жизни (здесь есть сходство с гончаровским Штольцем). Чехов считал эту роль центральной в своей пьесе, назвал Лопахина порядочным и мягким человеком. Его персонаж одинок, и, в сущности, эти большие деньги и огромное имение ему не нужны. И любовная история молодого купца и усердной хозяйки дома Вари, приемной дочери Раневской, тоже неудачна. Есть большие деньги, молодость, образование, добрые и правильные намерения, но нет счастья, воли к жизни, любви.

Остальные персонажи «Вишневого сада» еще меньше похожи на хозяев жизни. Помещик Пищик весь в долгах и непрерывно занимает деньги для отдачи процентов. Манерная горничная Дуняша («Я такая деликатная девушка, ужасно люблю нежные слова») вполне стоит наглого полуобразованного лакея Яши, презирающего свою мать-крестьянку и свою родину и рвущегося обратно в Париж, к красивой жизни. Нелепый конторщик Епиходов с его непрерывными несчастьями читал не нужного ему английского философа Бокля («Я развитой человек, читаю разные замечательные книги»), но абсолютно не приспособлен к окружающей жизни. Восторженная девушка Аня и студент-мечтатель Петя Трофимов, эти очередные «новые люди», «дети» с их возвышенными речами и прекраснодушием мало похожи на практических деятелей, способных тяжелую, безрадостную, тусклую жизнь изменить. Пока они наивно предлагают промотавшимся «отцам», незадачливым хозяевам вишневого сада покаяться, пострадать за прошлое и помечтать о светлом будущем, почитать разные хорошие книжки.

Стоит обратить внимание на такую важную часть пьесы, как диалоги. Обычно люди на сцене разговаривают друг с другом, спрашивают и отвечают. То есть рождается словесное действие, продолжающее и объясняющее события сюжета и раскрывающее характеры. Чеховские диалоги скорее напоминают монологи. Люди говорят каждый свое, не слышат друг друга.

Гувернантка Шарлотта, несчастное одинокое непонятное существо, забавляет своими цирковыми фокусами хозяев и произносит знаменательную фразу: «Так хочется поговорить, а не с кем…» А вокруг полно людей, и каждый наперебой говорит о своих неудачах и проблемах, перебивая, не слушая друг друга. Восьмидесятилетний же Фирс просто никого не слышит, а его вещие пророчества не доходят до окружающих. Романтические монологи восторженной, не знающей жизни Ани и мечтателя Пети Трофимова обращены в никуда, в пустоту, иногда просто смешны, ибо напыщенную фразу «Я могу обходиться без вас, я могу проходить мимо вас, я силен и горд» говорит вечный студент, «облезлый барин», который только что нелепо упал с лестницы.

Чеховское внутреннее действие, лирическая «драма настроений» рождаются из этой разноголосицы, взаимонепонимания, жалоб, слез, вольного или невольного признания своей жизненной неудачи. Но в них нет мрака и тяжелого трагизма. Да и есть ли в жизни какой-то трагизм? Просто какая-то часть прежней жизни, когда все так серо существовали, скучали и мучились, завершилась. Люди радостно освобождаются от старого груза и начинают думать о будущем, где каждый уже будет существовать сам по себе, выберет свою дорогу. Прежняя жизнь, старый мир уже невозможны.

Пьеса Чехова завершается балом в разоренном и проданном имении. Его бывшие хозяева, новый владелец и их гости весело прощаются с трудным и грустным прошлым. «Последний акт будет веселый, да и вся пьеса веселая, легкомысленная», - говорил Чехов и назвал «Вишневый сад» комедией. Пьеса его действительно полна комизма и юмора, подлинного веселья, а неизбежная грусть общего прощания с несчастливым, но родным миром вишневого сада, со старой, уходящей Россией светла, делает поэтическую драму Чехова оптимистической комедией. Этого никак не могла и не хотела понять тогдашняя театральная критика, приписывавшая автору «Вишневого сада» то «оптимистический пессимизм», то «пессимистический оптимизм».

И все же надо различать легкое (если не легкомысленное), отрешенное отношение персонажей пьесы к этапным, роковым, необратимым изменениям их и России исторической судьбы и глубокую авторскую печаль, пронизывающую всю пьесу и в финале выразившуюся в явлении всеми забытого, больного, умирающего старика Фирса. За комедией ощутима трагедия, но видит ее автор пьесы, а вместе с ним и зрители. Снова глубокая чеховская печаль соединяется с надеждой и верой.

А чеховские герои еще не догадываются, что они действующие лица начинающейся исторической драмы и что за ними следуют уже персонажи грустных лирических «комедий» Михаила Булгакова и Александра Вампилова. И не только в легкомыслии, беспомощности и историческом безволии персонажей «Вишневого сада» надо искать корни этой ровной неизбывной чеховской печали, но и в том, что вместе с этими «бывшими людьми» под звуки осенних скрипок провинциального оркестрика навсегда уходит в небытие великая страна, создававшаяся столетиями и воспитавшая таких великих художников слова, как Антон Павлович Чехов.

ЛИТЕРАТУРА

Берковский Н.Я. Статьи о литературе. М.-Л., 1962. Глава «Чехов, повествователь и драматург».
Громов М.П. Чехов. М., 1993.
Сахаров В.И. Русская проза XVIII–XIX веков. Проблемы истории и поэтики. М., 2002.
Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей. М., 1972. Главы о Чехове.

Поделиться материалом

На главную страницу